Галина Волкова - Не ходите, девки, замуж… или… ЛОШАДЬ БОЛЬШАЯ
«Артистка…» – фыркнула Васька, прямо одним местом предчувствуя, что сейчас её скорее всего оставят без друга, поэтому лишь сильнее прижала кота к себе.
– Василиса, отдай котёнка Зиночке! – строго приказала мать.
– Нет. Он мой! – упрямо насупилась девочка.
Смелый, однако, поступок. За такое непослушание у себя дома схлопотала бы по шее, причём тут же, не отходя, так сказать, от кассы.
– А-а-а-а-а! У-у-у-у-у-у! – ещё громче завыла сестрица, размазывая вполне натуральные слёзы по щекам, но, как успела заметить Васька, делала та сиё весьма бережно, дабы не попортить красоту прелестного ангельского личика, ведь съёмки впереди никто не отменял.
Взрослые в надежде на скорую развязку нетерпеливо переминались с ноги на ногу. Никому из них и в голову не пришло вступиться за Василису, которая с угрюмым видом просто мёртвой хваткой вцепилась в перепуганное бесцеремонным обращением с ним животное. Родители Зинаиды, как ни странно, тоже помалкивали, видимо, считая претензии дочери обоснованными, лишь неприязненно посматривая на вредную племянницу. Короче, все молча ждали.
– Васька! Зараза такая бестолковая, я кому сказала, отдай кота! – стала закипать мать, понимая, что ожидают только их. – Живо! – и не слушая возражений, силой выдернула из рук дочки полосатика.
– Вот, Зиночка… Возьми, моя хорошая… Только не плачь! – передала царапающееся животное вмиг ожившей девчонке.
А у той уж и слёзы все разом куда-то подевались, как и не бывало! Просто в один момент засияла как ясно солнышко, приняв кокетливую позу и мило прижимаясь щекой к мордочке котёнка.
«Ну точняк… сущий ангелочек… Иначе тогда и быть не могло…» – с долей ехидства вспоминала инцидент Василиса, через пару лет внимательно разглядывая большую фотографию, с которой рядом с улыбающейся во весь рот сестрицей, смотрит такая вот бука… она сама, Васька. Родственники, лишь добавляя масла в огонь, ещё и осуждающе комментировали снимок:
– Смотрите, какая Зиночка хорошенькая получилась, а Василиса опять надулась, ну что за ребёнок такой?
«Ха! Только я смогла всё-таки добраться до альбома и пририсовать рожки и усы этой шантажистке! Правда, получила потом от матери затрещин…» – горестно вздохнула Василиса с чувством глубокой обиды на мать. «А я никакой не мучитель, а просто твой добрый учитель…» – пришли на ум слова детской песенки…
Тем же вечером сестёр уложили спать, как на грех, в одной комнате. Хорошо хоть не догадались в одну постель засунуть, а разместили по разным кроватям, стоявшим напротив друга друга на расстоянии метров пяти-шести, иначе последствия могли оказаться много печальнее. Примечательно, что Василиса, драчунья дворовая, на вредную сестру руку никогда не поднимала, но кто знает, насколько хватило бы её терпения, окажись та в непосредственной близости. Девочка уже засыпала, когда раздался едва слышный, осторожный и весьма ехидный голосок с соседней койки:
– Васька – дура… Васька – дура…
Помня коварство интриганки Зинули, решила благоразумно смолчать.
– Васька – дура! Васька – дура! – прозвучало настойчивее и уже чуть громче.
«Вот зараза какая!» – возмутилась Василиса и, не сдержавшись, имела неосторожность повестись на провокацию и ответить:
– Зинка – дура… Зинка – дура…
– Ба-а-а-а-бушка! – вдруг неожиданно во всё горло заорала провокаторша. – А меня Васька дурой обзыва-а-а-ет!
Звала та почему-то бабулю, но на призывы о помощи через несколько секунд, будто по сигналу тревожной кнопки, в комнату ворвалась Васькина родительница и, не разбираясь, кто прав, а кто виноват, молниеносно надавала шлепков по дочкиной заднице, причём на этот раз ни в чём не повинной, и с чувством выполненного долга скрылась за дверью. Девчонка в ответ на возмутительную несправедливость обиженно засопела и надулась, укрывшись одеялом с головой. Прошло минут пять, может, немного меньше.
– Васька – дура… Васька – дура… – ну это было уже сверхнаглостью!
Василиса не отзывалась, а сестрица всё не унималась, продолжая злорадно канючить, повторяя из раза в раз одну и ту же глупую фразу. «Заело её, что ли?» – усмехнулась девочка, с трудом сдерживаясь, чтобы не встать и не врезать поганке по физиономии.
– Васька – дура… Васька – дура!
Ну и опять, будто последняя идиотка, не смогла совладать с собой и промолчать:
– Зинка – дура… Зинка – дура!
– Бабушка-а-а! А она меня опять ду-у-урой обзывае-е-ет! – горестно завыла доморощенная артистка.
Появление разгневанной матери не заставило себя ждать, и всё повторилось точно по хорошо отработанному сценарию – несколько хлопков по голой заднице и последнее «китайское» предупреждение. Трудно поверить, но на эти же грабли Василиса умудрилась наступить ещё один раз, основательно заработав на сон грядущий «пистонов»…
«Вот так-то! – хихикала она, став взрослой девушкой и вспоминая комическую сценку во всей своей красе. Кто-то головой хорошо думает, включая вовремя мозг, а до кого-то лишь через задницу доходит, и то не с первого раза!»
Глава вторая
Всё когда-то кончается, и детство в том числе, а у Василисы оно осталось за разделительной чертой внезапно, когда девочке едва исполнилось тринадцать лет. Родители, бурно скандалившие между собой все последние годы, неожиданно развелись, а Васька как-то вдруг разом повзрослела, став серьёзной не по возрасту. Выглядела к тому времени вполне сформировавшейся девахой: крепко сбитая, что называется – кровь с молоком, высокая, стройная, румяная, с русой до пояса толстенной косой. Мать, чтобы поднять двоих детей, держала несколько огородов, а по выходным первым автобусом отправлялась на рынок, торговать всем, что удавалось вырастить. Старшая дочка оказалась незаменимым помощником, заимев разом целый список обязанностей по дому. Ну и огород, конечно, это святое – ежевечерняя поливка, прополка и прочие радости. Короче, свободного времени на развлечения у девчонки не оставалось. Отца же родственники по его линии поспешили пристроить, отыскав столичную невесту, и, не теряя зря времени, пока та не передумала, в одночасье женили. Мужчина, как это обычно бывает, и про дочерей разом позабыл, в скором времени уехав в другой город по месту жительства супруги, чтобы там строить другую семью, окунувшись с головой в новые отношения. Продолжал ли он и там выпивать, им было неведомо, но тётушки Васькины, сёстры его, горделиво хвастались, что брат живёт хорошо и всем доволен.
Но это случилось позже, а пока о произошедших событиях в семье, об уходе отца девчонка узнала неожиданно во время летних каникул, отдыхая у бабы Кати в деревне, как оказалось, в самый последний разочек. Испытала ли горечь или сожаление? Нет… что совсем не удивительно, учитывая, в каком тревожном состоянии ей приходилось находиться последние годы: пьянки и скандалы пьяного дебошира повторялись с завидным постоянством. Лишь жгучая обида разъедала душу на, как ей тогда представлялось, вероломного предателя…
